Кварцевая гонка на часовом рынке была чем-то похожа на гонку космическую, развернувшуюся между СССР и США. В ней участвовали не просто компании, а три страны с разными технологическими, финансовыми и культурными особенностями.
Кварцевая гонка на часовом рынке была чем-то похожа на гонку космическую, развернувшуюся между СССР и США. В ней участвовали не просто компании, а три страны с разными технологическими, финансовыми и культурными особенностями.
Оправдавший название
Готовясь к Базельской выставке 1970 года, швейцарские часовщики довольно потирали руки: они готовились сделать премьеру, обещавшую полностью перевернуть мир и вернуть былую силу пошатнувшемуся авторитету Гельвеции как часовой державы. Этой мегапремьерой должен был стать Beta-21 – первый в мире серийный кварцевый механизм. И можно представить, каким ударом для них стало известие о том, что еще в декабре 1969 года Seiko выпустила в продажу в Японии кварцевые часы Astron, которые, ко всему прочему, оказались еще и более продвинутыми в техническом плане, чем Beta.
Так закончилась десятилетняя кварцевая гонка, проигрыш в которой означал для швейцарцев не просто необходимость набегу переписывать заготовленные пресс-релизы: уже через несколько лет под вопросом оказалось само существование в их стране часовой индустрии. Попробуем вспомнить, как проходили эти годы, тем более что история «кварца» – отличный пример и развития технической мысли и того, как особенности компаний и даже национальной культуры помогали и мешали им в решении задач.
Задом наперед
То, что применение электричества в часах способно повысить их ключевые характеристики – автономность и точность, стало понятно еще в 1950-х. К этому времени уже была известна способность кварца к резонансным колебаниям под воздействием электрического тока, и даже существовали часы, использовавшие этот самый кварцевый резонатор. Более того, перспективы повышения точности стали ясны не только из теоретических расчетов, а на практике: с 1932 года представленные физиками Моррисоном, Гортоном и Лэком первые стационарные кварцевые часы начали постепенно вытеснять в астрономиях считавшиеся до этого самыми точными маятниковые часы Шорта.
Но то были массивные стационарные конструкции, занимавшие целые комнаты, а проектирование кварцевых часов наручного размера было сопряжено с рядом проблем. Необходимо было получить электрические колебания приемлемой частоты и стабильности, преобразовать эти высокочастотные колебания в низкочастотные, пригодные для управления механической частью часов, и превратить электрические колебания в привычное вращение стрелок.
Как всегда бывает в переломные моменты истории техники, каждая компания и группа исследователей по-разному подходила к решению данных вопросов, что порождало многообразие конструкций, большинство из которых отмерло в результате эволюции. Их облик определялся техническими возможностями того времени и опытом, который имела каждая фирма.
В начале 1960-х еще не существовало транзисторов, и в разработках, о которых мы рассказывали в предыдущей статье, инженеры Hamilton и LIP пошли самым простым путем. Они взяли за основу механические часы, но отказались от заводной пружины: магнитное поле заставляло двигаться баланс, который с помощью спускового колеса вращал стрелочную колесную систему.
При всей похожести на обычную «механику» с точки зрения конструкции эти калибры были вывернуты «задом наперед», в них не колесная система передавала вращение балансу, а наоборот. Проектировщики Bulova шагнули дальше: вместо баланса они взяли миниатюрную вилку, которая толкала храповое колесо, вращавшее стрелки. Похожие по идее, но отличные по реализации модели можно найти у многих производителей, к примеру, у Seiko или Omega.
И эти и другие опыты применения электричества в наручных часах не были связаны с использованием кварца. Дело в том, что частота резонанса кристалла кварца обратно пропорциональна его габаритам: чем меньше размер – тем выше частота, и наоборот. Кристалл, помещающийся в корпус наручных часов, будет иметь частоту резонанса не менее нескольких тысяч герц. Это слишком много для механической колесной передачи, вращающей стрелки.
Можно сказать, что разработчики кварцевых часов столкнулись с задачей, противоположной той, над которой работали создатели «механики». Конструкторы традиционных балансовых часов стремятся в рамках возможного повысить частоту баланса, т.к. это позволяет увеличить точность часов. В кварцевых механизмах необходимо было сделать все с точностью до наоборот: понизить частоту, причем существенно.
Три в одном
Высокую частоту сложно передать на механическую часть часов, а даже если и удастся это сделать, то для превращения ее в привычный ритм вращения стрелок потребуется слишком большая колесная система, которая, во-первых, из-за запредельного передаточного числа будет иметь настолько низкий кпд, что часы просто не будут ходить, а во-вторых, не поместится в часах.
Можно пойти другим путем: понизить частоту электрических колебаний с помощью электронной схемы. Именно так делалось в стационарных и настольных кварцевых хронометрах, использовавшихся в науке и спортивном хронометраже. Беда в том, что каждый триггер, понижающий частоту в 2 раза, состоит из двух радиоламп или транзисторов, которые занимают место и потребляют приличное количество электричества.
Поэтому одним из важнейших направлений исследований был подбор резонатора с оптимальной частотой колебаний и способа ее понижения. Грубо говоря, вопрос стоял так: как поместить внутрь корпуса резонатор, электронную часть и колесную передачу, притом что каждый из этих трех компонентов не помещался туда аже поодиночке. Как положено в сказках, за впихивание трех невпихиваемых узлов взялись также три героя. Точнее, три команды: американцы, швейцарцы и японцы.
Закат в юрских горах
Если бы году в 1960-м кто-то устроил тотализатор на тему «кто первый сделает кварцевые часы», не знаю насчет потребителей, а специалисты, без малейших сомнений, отдали бы приоритет американцам.
К концу 1950-х позиции Швейцарии как ведущей часовой державы серьезно пошатнулись. Причина тому была политическая: еще с 1920-х в стране действовали законы, ограничивавшие конкуренцию и осложнявшие создание крупных промышленных предприятий. Напуганные революцией в России, «цюрихские гномы» приняли ряд законов для недопущения подобного безобразия у себя. Они справедливо рассудили, что если запретить создание больших заводов, то удастся избежать концентрации «могильщика капитализма» – пролетариата и тем самым предохранить страну от потрясений. В результате этих запретов вплоть до 1970-х швейцарский часпром сохранял патриархальный характер и состоял из многих сотен разбросанных по горам мелких предприятий.
Маленькие фабрики не имели средств на серьезные исследования, а себестоимость их продукции существенно превышала цифры зарубежных конкурентов. А таких после войны хватало. В 1956 году Seiko запустила то, чего у швейцарцев не было даже в проекте: конвейер по сборке автоматических механизмов, решивший одновременно проблемы качества и цены. Стартовавший в 1949 г. американский Timex уже в 1960-м выпустил 8 млн часов, притом что весь швейцарский часпром – 40 млн. Динамика развития заморских заводов была столь ошеломляющей, что в 1969-м Timex довел производство до 22 млн. А ведь помимо Timex, в США работали Bulova, Hamilton и другие, да и Seiko не была единственной японской компанией. Ко всему прочему, на мировой рынок вышли советские заводы, с конца 1950-х начавшие поставки механизмов в Гонконг, где местные фабрики делали на их базе готовые часы (да-да, начало гонконгской часовой промышленности отчасти было положено в нашей стране).
Американская мечта
С выпуском в 1950-х первых электрических часов лидерами в технологиях стали американцы. Ничего подобного у швейцарцев не было, и даже Omega была вынуждена покупать лицензию на производство своего камертонного калибра у Bulova.
Тем временем в США появлялись все новые интересные изобретения. В 1952 году General Electric разработала гибридный шаговый двигатель, а спустя десять лет ряд компаний начал коммерческий выпуск шаговых моторов приблизительно в том виде, в котором мы знаем их сегодня. То есть к тому времени американцы нашли принципиальное решение проблемы превращения электрических колебаний во вращение стрелок. В 1967м лаборатория RCA запустила технологию интегральных схем МОП, которая позволяла значительно снизить потребление энергии и создать миниатюрный электронный модуль. Напомним, что первые опыты по использованию кварца в часах тоже проходили в американской Bell Labs. Таким образом, уже в 1967-м в США пусть разрозненно, но существовали все необходимые компоненты наручных кварцевых часов.
И именно в 1967 году мир увидел первые работающие прототипы наручных кварцевых моделей. Вот только показали их не американцы, а швейцарцы и японцы. А Bulova и Hamilton, казалось, прекратили разработки и сосредоточили усилия на доведении до ума тех моделей, что были созданы раньше.
Ничего удивительно в этом, пожалуй, нет. Американские компании всегда были и остаются маркетинг-ориентированными. Судя по всему, вложив немало средств и усилий в продвижение новых технологий и добившись вполне хороших продаж, они решили не искать добра от добра. К тому же нужно вспомнить, что 1960-1970-е годы – это время колоссальных прорывов в технике, которые породили совсем новые ожидания потребителей и даже особый стиль в техническом дизайне. С появлением микросхем американцы сосредоточились на создании часов с цифровой индикацией, которая обещала перевернуть отрасль. В результате в 1972-м Hamilton выпустила Pulsar – первые в мире часы с цифровой LED-индикацией. А массовое производство собственных кварцевых часов в США началось лишь ближе к концу 70-х, причем за дело взялись вовсе не часовые, а электронные компании: Texas Instruments, Fairchild и National Semiconductor.
Лебединой песней традиций, заложенных Bulova, Timex и Hamilton, стала очень интересная разработка – выпущенный в 1973 г. Калибр 224 от Bulova. Никак не хотели американцы отпускать свою идею с камертонной вилкой, но реалии времени требовали внедрения кварцевого кристалла в качестве источника колебаний. Поэтому инженеры Bulova решили объединить два этих источника колебаний в одних часах.
Калибр 224 был похож на популярный в то время камертонный 218, но помимо вилки имел и кварцевый кристалл. Именно кварц отвечал за генерацию электрических колебаний с частотой 32,768 Гц, электронный блок понижал ее не пропорционально степени числа 2, а в 96 раз: в 32, а потом еще втрое. Инженеры компании сочли, что такая схема оптимальна с точки зрения электроники. В итоге колебания частотой 341 1/3 Гц поступали на катушки индуктивности, заставлявшие двигаться знакомую по Accutron вилку. В отличие от чисто камертонных часов, в калибре 224 вилка не играла особой роли в задании точности, а вместе с толкателями выступала, по сути, в роли шагового двигателя. Чтобы превратить 341 1/3 Гц колебаний толкателя в нормальный ход стрелок, Bulova пришлось пересчитать колесную передачу. Однако итоговая точность часов, заявленная компанией, поражала: 3 минуты в год.
Калибр 224 представлял собой прорыв, но прорыв запоздалый. Предъяви Bulova эту модель на 2-3 года раньше, возможно, и вся часовая индустрия сейчас выглядела бы иначе. Но история не терпит сослагательного наклонения.
Сила традиций
Как видим, американцы остались верны своим принципам. Они сохранили в часах свою разрекламированную вилку и сделали ставку на рекламу, заявив о переходе от оценки погрешности в виде «секунд в сутки» или «в месяц» к периоду, измеряемому годами, что производило сильное впечатление на покупателя. Не удивительно, что еще большими приверженцами традиций были швейцарцы.
Они восприняли появление электрических часов в США и франции как потенциальную угрозу, однако заниматься проблемой не спешили – как говорится, «жизнь продолжала течь неторопливо и старомодно». Сказывались отсутствие сильных игроков, готовых взять на себя финансирование проектов, и общая самоуспокоенность. Лишь в 1962 году, через 2 года после презентации Accutron, Швейцарская часовая федерация и компания Ebauches SA смогли растолкать ряд производителей, чтобы совместно учредить акционерное общество СеН Centre Electronique Horloger (Центр электронного часового дела). Цели были не слишком амбициозными: сделать что-то, что хотя бы по одному параметру превзойдет иностранные разработки.
Степень знаменитой швейцарской старомодности хорошо иллюстрируется тем, что вплоть до 1965 года ни один из проектов СEН не включал кварцевые наручные часы, а в 1966 году, когда такой проект все же был запущен, президент правления СEН утверждал, что швейцарская часовая промышленность не заинтересована в новом виде товара. Даже название Beta появилось как отражение того, что СEН изначально запускал два проекта: в первом, Alpha, подразумевалось использование низкочастотных резонаторов, и только во втором – высокочастотных, т.е. Кварцевых. В 1970-м, после того как швейцарцы выпустили свой механизм вторыми, на несколько месяцев пропустив вперед японцев, имя Beta («второй») вызвало немало насмешек. Получалось, что швейцарский механизм на 100% оправдал название, данное ему еще до рождения.
С огромным трудом отказывались часовщики и от привычных узлов и компонентов. Например, в первых версиях шаговый двигатель был сделан на основе привычной всем анкерной вилки механических часов.
Создание кварцевых часов в Швейцарии тесно связано с именем Роджера Веллингера – швейцарского инженера, к тому времени 20 лет проработавшего в США. Его предложение нанять американских специалистов в области электроники и, в частности, полупроводниковых технологий вызвало бурю эмоций и критики у гордых швейцарцев, привыкших почивать на лаврах высокого механического часового дела. Однако в условиях жесткой критики Веллингер с группой единомышленников сумел довести работу до конца. Благодаря его усилиям CEH находился в более выигрышном положении, чем Seiko: центр имел партнерские связи с компанией Phillips, в то время как Seiko могла рассчитывать лишь на свои силы. В 1967 году японцы и швейцарцы показали свои прототипы, но если механизм от Seiko имел на борту 200 микроскопических транзисторов, резисторов и конденсаторов, то прототип от CEH уже использовал полноценные микросхемы.
Коллективный разум
Итак, в 1967 году, после продолжительных поисков компонентов и возможностей их совместного использования, а также серьезных кадровых проблем, CEH все же анонсировал свои первые наручные кварцевые часы CEH-1020, оснащенные калибром Beta 1. Результаты их теста, проведенного в обсерватории Невшателя, поразили всех: точность оказалась на порядок выше традиционных хронометров или любых из часов с камертонной вилкой!
Внешне СEН-1020 выделялись квадратной формой и приличными размерами. Это было обусловлено тем, что ключевая деталь калибра – кварцевый осциллятор – имела прямоугольную форму и длину в 27 мм и не помещалась в круглый корпус. Кристалл нужной формы и размера был получен опытным путем в результате многочисленных тестов. При частоте 8192 Гц его длина составила 24 мм. Стоит отметить, что частота зависит не только от размера, но и от того, в какой плоскости и под каким углом произведен срез кристалла, поэтому на исследования потребовалось значительное количество времени.
Следующая задача, стоявшая перед разработчикам, – поделить частоту колебаний кварцевой пластины до одного герца. Ее принципиальное решение было известно, но создать электронную схему адекватных для наручных часов размеров представляло большую проблему. Традиционные транзисторы и конденсаторы были слишком громоздки, и им требовалось слишком много энергии – опытные экземпляры недотягивали даже до полугода автономной работы. К тому же разработчиков отчасти подвела идея использовать шаговый мотор, а не привод от вибромотора (который, кстати, был использован в версии Beta 2). В итоге автономность удалось подтянуть до года работы от одной батарейки.
Третий важный шаг состоял в выборе способа передачи колебаний секундному колесу. Швейцарцы пошли по пути Hamilton H500, т.е. заставили систему «анкерное колесо – анкерная вилка» работать в обратную сторону. Если в обычных механических часах колесо толкает вилку, то в Beta 1 вилка толкала колесо. Сама вилка двигалась под действием электрических импульсов, приходивших на катушку.
На троих
На то, чтобы превратить экспериментальную модель в коммерчески пригодный продукт, у СеН ушло два с половиной года. Работающий прототип кварцевого калибра для наручных часов, получивший название Beta 21, состоял из трех отдельных модулей, каждый из которых был произведен одной из компаний – участников консорциума. Микросхему создали непосредственно в лаборатории CEH, колесную систему – на фабрике Ebauches, а двигатель – на Omega.
В основе Beta 21 лежал знакомый по Beta 1 резонатор с частотой 8192 Гц, но электронная схема и двигатель были другими. Так, двигатель на идейном уровне был в значительной степени похож на Bulova Accutron, разве что вилка была заменена на резонирующий стержень, представлявший собой узкую пластину с постоянным магнитом на одном конце и регулируемым противовесом – на другом. Импульсы тока проходили через катушки и вызывали вибрацию стержня, который через тончайшие усики-толкатели проворачивал храповое колесо. Кстати, то ли для повышения надежности, то ли из эстетических соображений на концах толкателей, толщина которых была сопоставима с человеческим волосом, были закреплены рубиновые камни.
Уходя-уходи
Технические трудности были не единственной проблемой СEН. В частных беседах представители компаний часто признают, что в силу горского независимого менталитета швейцарцы с трудом договариваются друг с другом. В наше время именно этим объясняется отсутствие альтернативы EТА – владельцы независимых брендов ни в какую не хотят финансировать совместный проект. Вот и затянувшаяся реализация проекта кварцевых часов привела к тому, что ряд участников консорциума покинули группу, забрав с собой часть опыта. Некоторым из них даже посчастливилось произвести на свет переходные калибры, базирующиеся на разработках CEH.
Одним из них стала Longines, которая в 1970 году представила публике модель Ultra-Quartz, оснащенную механизмом 6512 собственной разработки. Как и в предыдущем случае, принципиальная идея базировалась на платформе американского Accutron, но перечень отличий и от него, и от Beta 21 был просто огромен. Частота колебания кварцевого резонатора составляла 9350 Гц, резонирующая пластина совершала 170 колебаний в секунду. Для понижения частоты использовался уникальный электронный «лабиринт», собиравшийся вручную и состоявший из 14 транзисторов, 19 резисторов и 7 конденсаторов. Другой важной особенностью модели был отказ от «толкания» храпового колеса: колеблющаяся между двумя магнитами пластина передавала движение на ось, на которой было закреплено колесо.
Кстати, несмотря на такой значительный набор технических решений, в качестве основного конкурентного преимущества для рекламы калибра Longines выбрала именно частоту колебания кварцевого резонатора, которая была больше, чем у конкурентов из CEH. И хотя разница в частоте практически не влияла на точность, она стала прекрасным маркетинговым ходом.
Увидеть секунду
А что же происходило в Японии? В отличие от американцев или швейцарцев, компании из Страны восходящего солнца не имели каких-либо особых традиций, на основе которых можно было бы создать часы нового типа. С другой стороны, они не имели и ограничений, тормозящих движение вперед.
Отношения японцев с «кварцем» начались чуть позже швейцарцев, но развивались быстро. Олимпиаду 1964 года в Токио обслуживали кварцевые Seiko QC-591, до этого участвовавшие в конкурсе хронометров в Невшателе. Высокоточные часы имели отклонение хода всего 0,2 секунды в сутки. Заветный кристалл помещался в вакуумную трубку длиной в 10 см и диаметром около 2 см, а все изделие весило более трех килограммов – до адаптации его к наручному использованию было еще очень далеко.
Сейчас в это трудно поверить, но выпущенный в 1967 году прототип кварцевых наручных часов едва не стал «лебединой песней» этого проекта Seiko. Отсутствие в Японии необходимого опыта и научной базы вынуждали компанию самостоятельно изобретать буквально каждый компонент и технологию его производства. Серьезные трудности истощили команду разработчиков и подорвали ее дух. Однако руководство поставило задачу всего за один год выпустить продукт, готовый к выходу на рынок, а если каких-то компонентов не хватает – произвести самим.
Служившие в Советской армии наверняка помнят девиз «Найди. Роди. Укради» – примерно под этим лозунгом стартовал второй этап создания Astron. Забегая вперед, скажем, что находить и рожать идеи японцам пришлось в завидном объеме. Практически все решения, заложенные в Astron, были оригинальными. Не дожидаясь технического успеха разработчиков, часть команды занялась дизайном будущих часов, а три группы инженеров работали над тремя ключевыми составляющими – кварцевым осциллятором, полупроводниковыми интегральными схемами и шаговым мотором.
Одним из важнейших нововведений Astron стал кварцевый резонатор. Американцы, швейцарцы, да и сами японцы в QC-591 использовали достаточно крупные кристаллы, имевшие форму стержня. Для наручных часов японцы взяли тончайшую пластину, которая загибалась в виде камертона и позволяла получить частоту колебания в 8192 Гц при миниатюрных габаритах.
Другим шагом вперед стал, простите за каламбур, шаговый мотор, состоявший из катушки, статора и ротора, размещенных раздельно внутри корпуса, что позволило значительно сэкономить место. Мотор не имел каких-либо толкателей, храповых колес и прочих нежных и быстроизнашиваемых элементов.
Компании пришлось самостоятельно создавать и электронный блок. Японцы не смогли найти подходящую микросхему-делитель и сконструировали модуль, который насчитывал 76 транзисторов, 29 конденсаторов и 83 резистора – всего 188 микроскопических позиций, устанавливавшихся в электронный блок вручную.
Благодаря сумме перечисленных инноваций, инженерам Seiko удалось получить наручные кварцевые часы, которые имели отклонение хода всего 5 секунд в месяц. По тем временам это была неслыханная точность. Правда, за точность приходилось платить: цена каждого экземпляра из первой сотни серийных Astron была равна стоимости новой Toyota Сorolla.
Astron появились в токийских магазинах в конце декабря 1969 года. Визуальным отличием новинки была секундная стрелка, не скользившая, как в механических часах, а совершавшая прыжок раз в секунду, что сперва стало поводом для критики. Но вскоре это обстоятельство превратилось в некую «фишку»: на одной из встреч с департаментом маркетинга руководитель команды разработчиков сказал, что до этого никогда не видел одной секунды, а теперь, благодаря новым часам, ее можно рассмотреть.
Об удачности решений, предложенных Seiko, говорит тот факт, что и сегодня, спустя почти 50 лет с момента выхода первых Astron, абсолютное большинство выпускаемых в мире часов используют заложенные в них принципы.
Между тем, с выходом Astron история не закончилась. Неуверенность и неотработанность технологии еще много лет заставляли производителей искать альтернативные решения и выпускать механизмы, основанные на других принципах. Та же Seiko продолжала производить электрические часы даже после выпуска Astron, вплоть до 1973-го. Количество различных «докварцевых» схем, выпускавшихся другими фирмами, вообще с трудом поддается учету. И лишь с середины 1970-х все странные конструкции стали отмирать, безоговорочно уступив место кварцу.
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ
Появление кварцевых часов вызвало в отрасли настоящий переворот: более точные, надежные и неприхотливые, они моментально завоевали сердца покупателей. Спрос на «механику» упал настолько, что опоздавшие швейцарцы едва не лишились своей часовой индустрии. Серьезно пострадал американский Timex: выйти на адекватные объемы производства он смог только после того, как в конце 1970-х также наладил выпуск кварцевых моделей. Hamilton стал частью швейцарской Swatch Group, а Bulova была куплена Citizen.
В новых условиях каждая из стран – участников кварцевой гонки нашла свою нишу, отражающую национальную специфику. Неугомонная Seiko уже в 1970-м запустила часы с резонатором с удвоенной частотой. Казалось бы – зачем, если у компании и так все было хорошо? С тех пор и по сей день японские фирмы все выдумывают и выдумывают, чем немало злят швейцарцев. Для реанимации продаж тем даже пришлось придумать теорию, что, невзирая на высокие характеристики, кварцевые часы – ерунда по сравнению с вечно ломающейся «механикой», а пружина является высшим достижением инженерной мысли. Правда, верная себе Seiko и тут нашла, что ответить, и изобрела SpringDrive.
Швейцарские часовщики все-таки стали первыми – по крайне мере, в стремлении быть первыми. В большинстве выпускаемых в Швейцарии книг именно Beta 21 упрямо упоминается как первый кварцевый калибр. Если же говорить серьезно, то швейцарцы действительно занимают первое место в мире по стоимости произведенных часов, при этом главным приоритетом для них остается «механика». В кварцевой сфере они заняли нишу механизмов с особым декорированием (как, например, Girard-Perregaux и F.P. Journe), они же вне конкуренции в сфере миниатюрных калибров, необходимых производителям сверхдорогих ювелирных часов. Особым явлением не только на часовом рынке, но и в культуре, стал Swatch.
Пропустив японцев в деле создания стрелочного «кварца», американцы пошли иным путем: в 1972-м Hamilton вупустил часы Pulsar, имевшие вместо стрелок индикатор на LED, и разрекламировал их с такой силой, что, несмотря на все дальнейшие технические ухищрения, японцы так и не смогли побить популярность этой модели. Светодиоды потребляли электричество в тех же количествах, что хороший джип – бензин, но покупателей в Америке это не смущало. В итоге, чтобы убрать ненавистного конкурента, в 1978 году Seiko была вынуждена купить бренд, благо денег у изобретателя «кварца» хватало. С тех пор американцы перестали заниматься конструированием «начинки» и взялись за дизайн. Одного взгляда на витрины часовых магазинов достаточно, чтобы понять: свою нишу нашли и они.
Автор: Дмитрий лисов, Вячеслав Медведев
При перепечатке активная ссылка обязательна
Теги: кварц