Часы для GE
Невероятно, насколько иногда бывает полезно попытаться сформулировать свои смутные мысли совершенно незнакомым людям, к тому же на чужом языке. Идея о том, что часовой механизм является выражением отношения общества к окружающему миру, к собственно цели и смыслу существования не нова, она постоянно возникала в цитатах, картинах и даже фильмах, она формировалась кусочками на бумажках и конвертах, но никак не хотела умещаться в рамки одной статьи. Пока два случайных попутчика, инженеры General Electric из города Фейрфилд, штат Коннектикут, не попросили рассказать: а что это значит - писать про часы.

На фига, простите, они - часы эти - вообще нужны? Вот мы, простые американские парни, часов не носим. И не думаем о них. Почему же эта тема считается такой актуальной. Только не надо говорить про престиж и статус. Может, это работает в России, но не в городе Фейрфилд, штат Коннектикут. В конце концов, мы заключили пари. Они купят часы, если услышат достойную историю.
Спасибо вам, Джон и Рик, где бы вы сейчас ни находились. А вот, собственно, и история.

Эдмон Дантес - суперзвезда
Античное, скандинавское, и прочее языческое, равно как и буддистское время было циклично: все возникало из праха, в прах же обращалось, согласно космическим циклам.

Боги циклического мира живут вечно, они и символизируют собой вечность, поскольку были причастны к сотворению мира, и в последнюю минуту всегда находят способ одолеть всех своих врагов.

Единственно, чего они боятся - это забвения. Как остроумно описал Киплинг встречу британского инженера со всем индийским пантеоном в "Строителях моста": одна-две дамбы на Ганге и все, кирдык древним богам, люди перестают приносить жертвы в храмы, а идут наниматься на работу в миссии.

Притом что время бесконечно и замкнуто, забвение - это действительно и есть самое страшное наказание, не физическая, но моральная смерть, каким бы божество не было волшебным и физически развитым.

Христиане стали первыми, кто ответил на вопрос, куда мы идем. Иисус, как Эдмон Дантес, оставил месть обидчикам напоследок как самое сладкое блюдо. Он оставил народ жить в ожидании - вот он вернется и тогда уж точно со всеми разберется. Настоящий граф Монте-Кристо позволил своим обидчикам прожить полноценную жизнь, прежде чем припечатать их карающей дланью.

Отринув ненужное и сомнительное сотворение мира лишь как одно из доказательств силы бога, христианство ограничило жизнь млекопитающих двумя четкими временными ориентирами - от пришествия до пришествия. И здесь в роли горстки заговорщиков невольно оказался весь мир, даже заблаговременно умершие не могут спокойно пребывать в своих могилах или грустить в мрачном Аиде, а ожидают, когда их по звонку поднимут и призовут к финальному ответу.

На фоне лениво закрученных циклоидов древних религий, христианство стало религией-лучом, направленным из пункта А в пункт Б. Не удивительно, что в Новом Завете всего одна история - Иисусу не надо рассказывать о себе необыкновенные небылицы, чтобы внушить ужас и поклонение. И уж точно невозможно забыть о таком боге, который все главные чудеса отложил "на потом". Страшно же - а вдруг, правда?

Ловушка круга
Итак, христианство оказалось самой компактной, самой прямой, самой быстрой религией в мире - своеобразный духовный квик-сервис.

Не удивительно, что именно христианские ученые оказались самыми пытливыми и эффективными в плане результатов. Конечность мира и краткосрочность жизни предполагают большую активность.
В христианском мире ничего не повторяется, каждый поступок имеет следствие, человек - не часть мира и времени, а самоходная машина, пересекающая минное поле. Если представить себе идеальные христианские часы, то это должна быть невероятно длинная свеча, расчерченная на равные отрезки. По мере сгорания сегментов делаются дела, рождаются и умирают люди, пока свеча не прогорит окончательно, тогда и наступит новый мир.

Не удивительно, что литургическое сознание наложило отпечаток на сознание простых масс - люди начали планировать свою жизнь на несколько сегментов вперед.
К сожалению, подобный прибор был бы физически неосуществим в Средние века (зато он вполне сложился в ХХ веке, о чем пойдет речь позже). Поэтому нужно было придумать что-то более компактное и точное для измерения отрезков.

И им стал маятник Галилея. Он вроде бы вполне себе линейное устройство, заменяет бесконечно длинную свечу, качается себе туда и сюда, вперед и назад, и отсчитывает, таким образом, мгновения. Но то, что на его основе появились баланс-спираль и круглый циферблат со стрелками, символизирующие настоящую депрессивную с точки зрения христианства бесконечнось - неожиданный и достаточно подлый результат. Впрочем, так всегда бывает, когда за дело берутся философы, а не техники.

Часы, по сути, вещь совершенно антихристианская, поскольку становится символом бесконечного и цикличного времени. Христиане до смерти боятся кругов и всего замкнутого, им постоянно нужно развитие, потому что именно развитие напоминает о неминуемом конце. Каждый взятый "рубеж" - это ступенька на пути к последнему рубежу.

Мысль о том, что, может, мы одни во вселенной заперты на этой планете и все это ничем не закончится: ни хорошим, ни плохим, а просто ничем, для человека с его конечной жизнью невыносима.
Поэтому люди интуитивно ищут эту цель, бессознательно стремятся ограничить историю мира на манер собственного краткосрочного существования. Умереть во имя идеи, а не просто из вежливости как Сократ - идеал любого христианского философа.

И вот в повседневную жизнь простых христиан, живущих в линейном времени, входят часы - прибор, наглядно показывающий, что сегодня тот же самый день, что был вчера. Нельзя два раза войти в одну реку, но можно два раза очутиться в одном и том же полудне: и часы будут те же, и цифры одинаковые.

Не случайно только после изобретения часов и их прочном распространении, когда христианство начало сдавать позиции, в головах у писателей появились мыслишки о возможности путешествии в прошлое и будущее. Заметим: в цикличном времени древних вообще понятия прошлого и будущего зачастую накладывались друг на друга, прямолинейное же христианское сознание подобного не приемлет, у него всегда "вчера" предшествует "завтра", и никак иначе.

Тысяча восемьсот
Возвращению часов к их истинной линейной концепции способствовал ХХ век, по-своему возродивший христианскую конструкцию "точка отсчета-цель". Технический прогресс и линейное времяисчисление - близнецы-братья.

Когда в жизни масс есть цель и смысл и предчувствие чего-то великого, тут не до мистики, наука становится важнее ощущений. В 60-х в споре между физиками и лириками, безусловно, лидировали первые: они и читали больше, и сознание у них было гибче, и стихи они сочиняли играючи, а еще они знали, что такое "квант" и "синхрофазотрон". Не удивительно, что часы из "бездонного сундука времени" превратились в просто технический прибор. И основная задача - сделать их максимально точными и универсальными, вскоре была решена.

Часы не просто стали сверхточными и дешевыми в производстве. У них появилась цифровая электронная индикация, которая быстро проникла во все сферы жизни. Электронные часы не только стали модной и распространенной вещью, светящиеся четыре цифры проникли на улицы, в метро, на холодильники и плиты, на приборные доски автомобилей. Дошло до того, что дети 80-х даже не умели и боялись обыкновенных стрелочных часов, куда как проще было воспринимать текущее время прямо так, как оно написано (помните анекдот про "тысяча восемьсот" - а ведь сегодня он вообще утратил смысл).

Будущее XXI века рисовалось так: мы все сядем в ракеты и полетим. Или к нам кто-то прилетит. Или потомки детей-цветов, переевших LCD, превратятся в расу сверхлюдей. В любом случае, мир изменится, не случайно же возникшая тогда сага о звездных войнах воспринималась как новая религия и далеко не только благодаря спецэффектам.

Знаменитый "кварцевый кризис", чуть было не уничтоживший всю швейцарскую часовую промышленность, стал возможен не только потому что японцы оказались более продвинутыми в плане технологий и дешевизны.

Просто в этом контексте довольно трудно представить себе какого-нибудь капитана третьего космофлота, направляющегося на Альфа-Центравра с Breguet Classique или DeWitt Tourbillon на запястье. Никому даже в голову и не приходило изучать, что там в часах крутится, они воспринимались или как навороченные технические приборы (до 90-х компания Seiko, упорно смотревшая в будущее, пыталась скрестить часы с пейджером, телевизором и фотоаппаратом) или как просто еще одно модное украшение.

Сомненья нету – замкнут мир 
Тогда же, в 80-х начал происходить крах идеи. Закончилась холодная война - и закончилась ничем, тридцать лет противостояния завершились не Апокалипсисом, а чаепитием у Женевского озера. Грохнулся челленджер, что стало началом конца космической программы NASA. Стал падать интерес к уфологам - одни из самых популярных ученых превратились в самых низкооплачиваемых и полузабытых работников. Наконец, утопили "Мир". Даже слабенькая надежда, что в Миллениум все-таки наступит Конец Света, ненадолго взбодрившая приунывших адептов линейного сознания, и та себя не оправдала.

У человечества снова нет цели. Есть только постоянный страх случайного уничтожения (от того, что у Ким Чен Ира или Ахмадинеджада будет с утра плохое настроение, или нас накроет какая-нибудь комета, которые что-то стали в последнее время часто летать, или наступит ледниковый период, совсем некстати прервав отпуск) - но это не более чем страх перед неподвластным окружающим миром, когда люди вновь осознают себя беспомощными перед Колесом Судьбы.

И это ощущение беспомощности и безысходности и возвращает интерес к другим кругам и колесами - часовым. В современных часах уже совсем нет надобности в измерении времени как таковом. Главное, что в них все вертится и крутится. "Они живые" - повторяют друг за другом производители сложной механики на вопрос, чем эти устаревшие механизмы лучше кварца. Звучит как смертельная ересь с точки зрения средневекового христианина.

На самом деле, часы не "живые" и не "мертвые", они - модель нашего замкнутого мира. Когда люди стремятся к прогрессу, они верят в науку, когда будущее для них лишь еще одна вариация настоящего, то начинают интересоваться магией и мистикой. Создавая все более совершенные и сложные механизмы, человек ни на шаг не приближается к какому-то результату. Не случайно символом нового часостроения стал турбийон - устройство, которое просто крутится, выполняя какую-то неочевидную функцию, но вообще ничего не показывает.

Поэтому практичные скептики и называют механические часы бессмысленной игрушкой. Игрушкой - да, но не бессмысленной. Это лишь просто попытка экспериментировать с теми картами бытия, которые нам сдали. Наш мир замкнутый вращающийся циклоид. И мы сами, осознавая это, начинаем зацикливаться. Усложняя механику, мы тем самым доказываем себе, что даже бесконечно повторяющееся вращение может быть безумно интересным. Механические часы при всем обилии мифов вокруг них, - это символ реальности, а не тоталитарной идеи. На смену мечте о лучшем мире пришел трехосный турбийон. Бессмысленно, зато - красиво.

- То есть, ты хочешь сказать, что мы заперты на этой планете в этом времени со всеми своими богатствами, суперразвитой техникой и энергоресурсами, и поэтому вновь начали боготворить вращающиеся колеса? - спросил Рик.
- Ну, в общем, да.
- Но ведь это же ужасно депрессивный взгляд на мир! Когда нет цели, а только бесконечные повторы - воскликнул Джон.
- Может быть. Зато часы - это лучший способ научиться наслаждаться повторением.

P.S. На прошлой неделе Джон прислал мне письмо. Он купил часы. Цифровые в знак протеста против замкнутого мира.

Опубликовано в журнале "Часовой Бизнес" № 1-2008

Автор: При перепечатке активная ссылка на источник обязательна
При перепечатке активная ссылка обязательна

Теги: 1-2008